Маргарита сделала резкий жест рукой:
– Ни на копейку больше, чем вы уже заплатили. Мы очень виноваты, сначала вам служащая нахамила, потом люкс водой залило, и вообще мы хотели вернуть деньги и поселить вас тут бесплатно. Но что‑то мне подсказывает, что вы не согласитесь. Или я ошибаюсь?
– Нет, вы правы, – кивнула я. – И последний вопрос. Санаторий «Теремок» я выбрала из‑за центра, где можно оставить ребенка. Но сейчас воспитателя нет, а…
– Не волнуйтесь, – остановила меня Маргарита, – вскоре примчится Юля, прекрасная женщина. Она всегда Сонечку подменяла, когда та болела. А чтобы вы не скучали, предлагаю вам с Кисой совершить прогулку на санях.
– Лошадка, – завопила девочка. – Ура!
– Розвальни ждут вас у входа, хорошо, что в нынешнем марте еще снега много, – улыбнулась хозяйка, – большой круг по лесу, заезд в контактный зоопарк…
– Там можно потрогать медведя? – обомлела от восторга Киса. – Или тигра?
Маргарита вынула из кармана мобильный.
– Извини, если я тебя разочарую, но нет. Зато там есть кролик Сережа, он любит сидеть на руках, еще коза Наташа, поросенок Шура, шпиц Оля. Со всеми можно сфотографироваться, они обожают угощение. Потом вас в избе напоят чаем с пирогами.
Киса бросилась в холл.
– Алексей, – сказала в трубку хозяйка, – сейчас повезешь Евлампию и девочку. Они мои личные гости. Понял? Молодец.
Глава 4
– Можно еще кусок кулебяки? – попросила Киса.
– Впереди ланч, – напомнила я.
– Пирог с яблоками лучше любого угощения, – улыбнулась молодая женщина. – Правда, Киса?
– Да, тетя Вероника, – согласилась девочка и схватила самый большой ломоть.
– У вас очень мило, – похвалила я, – уютная гостиная.
– Просто чай‑кофе и домашняя выпечка, – отмахнулась Вероника. – Леша, кучер, мой муж. В Москве жилье дорогое, своего у нас нет, на зарплату только комнату в коммуналке можем себе позволить. И вдруг нам повезло: Елизавета Михайловна дом предложила с условием, что мы за животными будем следить, экскурсантов угощать. Мы теперь живем в хоромах и счастливы.
– В чужих, – раздался из темного угла дребезжащий голос, – и Алексей тоже не свой!
Лицо Вероники приняло несчастное выражение.
– Мама, хочешь чайку?
– Сама эту гадость пей, во рту потом вкус, будто кошки туда нассали, – донеслось в ответ.
Вероника покраснела.
– Киса, – тут же сказала я, – если вежливо попросить, Алексей тебя еще разочек покатает.
– Да, да, – обрадовалась Ника, – только оденься потеплее.
– Ура! – завопила девочка и унеслась.
– На редкость шумный ребенок, – прокряхтела, выходя из тьмы, грузная старуха. – Ника, если родишь, живо тебя выгоню, хочу жить спокойно.
– Мамочка, может, пирожка кусочек? – засуетилась Вероника.
– Что у тебя со слухом? – буркнула бабка, которая вначале показалась мне одетой в грязный мешок.
Но, присмотревшись, я поняла: мать Вероники одета в нечто дизайнерское, скорей всего очень дорогое. В ушах у сердитой бабки блестят бриллиантовые серьги, на пальцах сверкают кольца. Тяжелым шагом она приблизилась к столу и опустилась на стул.
– Мамочка, пирожка? – повторила дочь, втягивая голову в плечи.
– Идиотка, – коротко ответила маменька, – даже коза с трех раз поймет: тошнит меня, понос, умираю я. Все из‑за тебя, дура.
На глаза Ники навернулись слезы, но она мужественно попыталась их скрыть.
– Кто‑то в дверь стучит, пойду посмотрю. Вы тут пока отдыхайте, пирог ешьте!
– Вот кретинка, – вздохнула старуха, когда дочь вышла, – сто раз ей говорила: плохо мне. И пироги купленные! Не сама их лентяйка печет. Отравлены они. Жизнь тяжелая, вдова я. В санатории живете?
– Да, – ответила я.
– Давно приехали?
– Вчера, – уточнила я, хотя мне совсем не хотелось общаться с хамоватой особой.
– Лучше сматывайтесь от Ритки поскорее, – отрубила старуха, – знаете сколько мне лет? Поглядите и отвечайте!
Неприятная собеседница не выглядела юной, но, если далеко не молодая женщина просит определить ее возраст, придется солгать.
– Полагаю, что пятьдесят, – сказала я.
– Меньше, – скривилась бабка, – сорок пять. И кто меня сделал страшнее песен из радио? А?
Я не понимала, как на это реагировать, и продолжала сидеть с глупой улыбкой. Ну, Вероника! Оставила меня наедине с сумасшедшей теткой, убежала. И что мне теперь делать?
– Как тебя зовут? – осведомилась собеседница.
– Евлампия, сокращенно Лампа, – привычно ответила я.
– Анфиса Ивановна Буркина, – в свою очередь представилась женщина. – Дочь моя дура. Я ей велела в медвуз идти. А она! У Ритки служит. С Лизкой дружит. Я Алексея сто раз предупреждала: «Хоть ты и чужой мужик, но уж лучше такой, чем те, кого она всегда находит». Имейте в виду, я Нику к себе в квартиру не пущу. Это мои апартаменты. Потом и кровью мне достались!
– Мама, Евлампия гостья Маргариты Федоровны, – попыталась остановить старуху дочь, входя в комнату.
– Хо‑хо, – произнесла Анфиса. – И что? В ее присутствии на голове стоять надо? Из‑за кого я тут, а? По какой причине в дерьме живу? А вы, Евлампия, валите из санатория. Там шабаш. Пирог Никин не трогайте, он грязными руками приготовлен. Отлично знаю: в общепите месят тесто, в туалет сбегают, руки не ополоснут и снова суют их в кастрюлю. От чего у меня постоянно понос? Надоели вы мне! Евгения! Принеси молока в мою спальню. Да живо! Что за прислугу отец нанял, все косорукие, кривоногие, тупые. Эй, как там тебя зовут? Катя, Маша, Галя…
Продолжая на все лады возмущаться, злобная баба ушла.
– Простите, – прошептала Ника, – моя мама… она…
– У нее старческая деменция? – предположила я.
– Точно, – кивнула Вероника, – порой она невероятную чушь несет! Невозможную. Потом вдруг начинает разумно говорить, и снова не пойми что. У мамы несколько больных тем. Мы с Лизой познакомились в медвузе, я там некоторое время училась, потом заболела и ушла. А Елизавета в институте встретила Валентина, сына Маргариты Федоровны, они поженились. С Ритой Анфиса давно дружила. Мой отец и брат Маргариты Федоровны в советское время управляли кинотеатром. А после перестройки они выкупили его, сделали там клуб. Опыт у них имелся.
Вероника улыбнулась.
– Папа невероятно умный. Дядя Сеня тоже не промах. Последний сеанс в те годы в девять завершался. И конец веселью. Спокойной ночи, малыши. Но в кинотеатре «Лесной» все только после двадцати трех начиналось. В полдвенадцатого показывали фильмы. Не советские. Феллини, Бергман, Антониони, французские детективы. Не знаю, где отец все доставал. Буфет с шампанским, бутерброды с дефицитной финской салями… Публика была богатая: директора магазинов, врачи, творческая интеллигенция, девочки там крутились… До пяти утра гулянка, потом народ расползался. После перестройки папа и дядя Сеня в Америку рванули. Отец с женой развелся. Мать со мной осталась.
– Анфиса Ивановна представилась мне вдовой, – удивилась я.
Вероника махнула рукой:
– Она после разрыва с папой стала говорить: «Мой супруг – покойник» или «Я вдова». Очень на отца злится, что он в США прекрасно живет, обзавелся бизнесом, семьей, у него трое детей. Маму он конкретно видеть не желает. Дядя Сеня за океаном тоже преуспел, но он холостяк, сестре много помогает. Когда у него в Америке дела в гору пошли, он Рите денег на гостиницу дал. А у нас все под откос покатилось. Мы обеднели, я после болезни в мединститут не вернулась, выучилась на медсестру, работала в клинике. Замуж за Алексея вышла. Жили мы вместе с мамой, у нее всегда непростой характер был. Нам с супругом плохо с ней жилось, а свои апартаменты не купить. Маргарита Федоровна знала о том, что мы мучаемся, и предложила сюда переехать, у нее работать. Вот же счастье выпало! Бесплатное жилье, нехилый оклад, свежий воздух, общение с разными людьми. Понятно, что мы за этот шанс ухватились. Господи, такая радость! А потом…
Ника махнула рукой.
– У мамы инфаркт случился, едва ее на ноги поставили. И новая напасть. Слабоумие стартовало. Да так быстро! Мать уж не молода…
– Она сказала, что ей сорок пять, – улыбнулась я, – но в это верится с трудом. Вам‑то за тридцать. Анфиса Ивановна хорошо выглядит, но все же ей не столько лет, сколько она назвала.
Ника рассмеялась.
– Мать в юности слыла красавицей. За ней многие ухаживали, она привыкла в центре внимания находиться. Когда папа в США улетел, она испугалась, поняла, что стареет. И принялась молодость возвращать, начала всякие косметические процедуры делать. Надеялась, что станет юной. Связалась с каким‑то мошенником, он ей чудо‑уколы ставил, вытяжку из трав. Он многих надул, мама ему чемоданы валюты отнесла, весь запас на черный день спустила. Вот такая история. Теперь она живет с нами, бросить ее совесть не позволяет, а жить вместе невыносимо. Алеша терпит, молчит, а меня трясет. Домой идти не хочется. Есть заведения, где за такими, как Анфиса, прекрасно ухаживают. Но мы это не потянем финансово. С деньгами у нас плохо. Спасибо, что бесплатно здесь живем и зарплату получаем. Вот у Маргариты с Лизой все иначе сложилось, теперь они на коне. Им дядя Сеня пару миллионов дал. Не рублей. У него в Америке крутой бизнес.
– У свекрови с невесткой редко возникает близость, – поддержала я разговор.
– Елизавета очень мужа любила, – пояснила Вероника, – а Рита ей ближе матери. Вот как бывает. Родные люди друг друга терпеть не могут, а чужие вместе счастливы.
– Встречайте гостей, – крикнул из прихожей Алексей, – мы с Кисой привезли Свету с мамой. Они тоже покататься решили.
– Нам дадут чаю? – спросил за дверью незнакомый детский голосок.
– Конечно, тут пирог вкусный, – ответила Киса.
Глава 5
Через полчаса обе девочки, оказавшиеся одногодками, пошли с Алексеем смотреть на кроликов. Вероника стала собирать посуду, я решила ей помочь, мы ушли на кухню. Татьяна, мать Светланы, осталась в комнате одна, она сидела в кресле.
Я поставила тарелку из‑под пирога в мойку, вернулась в гостиную, чтобы забрать чашки, и увидела, как Таня, стоя на коленях, ощупывает ковер.
– Вы что‑то потеряли? – спросила я.
Татьяна вздрогнула.
– Серьга выпала!
– Вот жалость! – расстроилась я и опустилась рядом с ней на корточки. – Как она выглядит?
– Обычно, как все, – после короткой паузы сообщила Татьяна.
– Серьги у всех разные, – улыбнулась я, внимательно всматриваясь в палас. – Пусета?
– Ну… вроде того.
– С камнем?
– Да.
– Большим?
– Э… не очень…
Разговор я вела только из вежливости, понимала, если наткнусь на украшение, сразу его увижу. Но, согласитесь, неудобно в полной тишине ползать по ковру. Чтобы избежать неловкого молчания, я сказала:
– Сама недавно посеяла браслет.
– Очень жалко, – буркнула Таня.
– Расстегнулся случайно.
– А‑а…
– И упал, – болтала я, – так и не нашелся.
Татьяна проигнорировала мои слова, я решила более не помогать ей, встала, сделала несколько шагов, споткнулась обо что‑то под ковром, шлепнулась на четвереньки и воскликнула:
– Кольцо!
– Где? – спросила Таня.
– Не серьга, – засмеялась я.
– Где кольцо? – нервно повторила гостья.
Я постучала ладонью по ковру:
– Там. Но это не украшение. Вероятно, в полу есть люк, который ведет в подвал.
– Не может быть, – вдруг протянула Татьяна.
– Почему? – спросила я. – Дом деревенский, в них часто обустроены подполы.
– Почему вы сидите на паласе? – удивилась Вероника, материализуясь в гостиной. – Вставайте, простудитесь. По ногам у нас холодом зимой тянет, пол не подогревается. Спасибо Маргарите, большой ковер нам постелила. Она прямо ангел.
– Мы с Евлампией поспорили, – зачирикала Таня, – она утверждает, что у вас есть подпол. А я думаю: его нет!
– Изба не наша, – пустилась в объяснения Ника, – мы просто живем тут. Маргарита Федоровна просила ничего в интерьере не менять, не переставлять. Но здесь подпола нет. Точно.
– Ага! Я говорила! – торжествующе заметила Татьяна и вытянула руку: – Где конфетка, которую я в споре выиграла?
Я поддержала шутку, взяла со стола ириску и подала ей.
– Вот она. Если я проспорила, никогда не зажуливаю бакшиш. Но в полу есть кольцо.
– Верно, – согласилась Вероника, – одну половицу можно поднять, я один раз это сделала. Угадайте, что увидела? Железную коробку из‑под печенья. Старую‑престарую.
– Деревенский сейф, – усмехнулась Таня, – селяне смешные. Моя бабушка хранила деньги в пакете из‑под молока, держала его в шкафу. Всем, кто заглядывал в гости, она сообщала: «Если я внезапно умру, деньги на похороны найдете на полке, где белье». Весь народ знал, где баба Тоня заначку держит. А у соседа деда Прохора тоже половица одна поднималась, и что там было? Жестянка из‑под кофе, а в ней нычка. Вы бы убрали кольцо. Евлампия о него споткнулась.
– Маргарита Федоровна велела ничего не трогать, – терпеливо повторила Вероника, – да и ковер к полу прибили после того, как одна гостья за его край зацепилась, упала и нос разбила.
– Палас на гвоздях, – рассмеялась Таня, – забавно.
– Впервые слышу, что напольное покрытие приколачивают, – поразилась я.